Желанный лагерь. Кыргызстан должен выполнить взятые на себя обязательства в отношении беженцев
Мэри Мерфи, Интернет-журнал "Оазис"
Ситуация вокруг беженцев из Узбекистана на юге Кыргызстана привлекла внимание многих авторитетнхы международных организаций, таких как "Human Rights", "Amnesty International". С исследователем "Amnesty International" по Центральной Азии Мэри Мерфи (Mary Murphy) беседовал представитель Интернте-журнала "Оазис" Алмаз Калет.
Какова основная цель вашего приезда в Кыргызстан?
Нас особенно беспокоила ситуация вокруг беженцев. Хотя, откровенно говоря, их статус формально еще четко не определен. И конечно же ситуация в Андижане.
Мы хотели получить информацию из первых рук, чтобы иметь реальную картину происходящего.
Отличалась ли общая картина событий от того, что вы слышали и видели до этого, от реальности, которую вы увидели здесь...
Знаете, в первые дни было очень много информации. Достаточно трудно было сопоставить их и выбрать что-то одно. Все «нападали» на интересных людей, очевидцев событий. Иногда более достоверную информацию получаешь от очень простых людей. Я, например, расспрашивала женщин. Моя коллега опрашивала раненых мужчин. Конечно же, все в первые дни искали очень «известных» людей для интервью.
Касательно общей картины происходящего, нас немного удивила ситуация с беженцами. Зная, достаточно давно Кыргызстан, еще с 1990-х годов, еще, зная какие Конвенции подписал Кыргызстан, какие хорошие законы о беженцах есть у вас, процесс работы с беженцами мог пойти в более конструктивном русле. К сожалению этого не было.
Мы понимаем, что есть политическое давление на Кыргызстан со стороны. Кыргызстан молодое государство, но, несмотря на это, у него есть опыт работы с беженцами. Может быть это первый случай, когда так сильно влияет на ситуацию соседнее государство.
Скажите, какие сложности были с кыргызской стороны в разрешении создавшихся проблем?
Они просто не соблюдали процедуру, оговоренную в Конвенциях, и ваших законах о беженцах.
Какой статус сейчас у лиц, находящихся в лагере?
У них сейчас нет никакого статуса. Потому что процедура еще не началась. По вашим законам кыргызская сторона имеет право держать таких лиц, недалеко от границ первые 72 часа, а на самом деле они там находились три недели. Первым шагом надо было перевести их в другое, более безопасное место, подальше от границы. Затем процесс регистрации. Это первый шаг на пути к определению статуса беженца. После этого - интервьюирование, чтобы определить, кто есть кто, чтобы знать, кто действительно собирается вернуться, а кто нет. Этот процесс может длиться по три месяца, а по международным законам полгода. А процесс регистрации можно было начать уже давно.
То, есть они еще не прошли такую регистрацию?
Нет, но нам сказали, что с сегодняшнего дня начнется регистрация (интервью было взято в аэропорту города Ош, на юге Кыргызстана, 6 июня 2005 года, в 3-4 часах езды от лагеря беженцев. Прим.авт.). Только в течение этой недели начнут регистрацию всех лиц, находящихся в лагере.
Как объяснила кыргызская сторона задержку с этими мероприятиями?
Говорят, что после вашей революции много опытных людей ушли с работы. А те, новые, что пришли на их места, не так компетентны. Сейчас управление по делам беженцев ОНН собирается обучать тех, кто будет в будущем работать с беженцами.
По вашему мнению, основная причина - непрофессионализм этих структур?
Я не знаю. Наверное, это одна из причин.
Сколько по вашим данным сейчас находятся в лагере беженцев?
Когда их перевозили, то подсчитали 466, но сегодня утром еще четверо вернулись в Узбекистан. Среди них около восьмидесяти женщин и 19 детей.
Вы также упомянули в связи с проблемой беженцев международную Конвенцию о пытках...
В этой Конвенции есть статья, в которой говорится, что человек не может быть возвращен в свою страну, если есть вероятность того, что он может быть подвергнут там пыткам. Особенно, когда такая информация общеизвестна. Принимающая сторона должна владеть всей информацией по этому поводу. В специальном докладе ООН уже давно было сказано, что, к сожалению, в Узбекистане широко применяются пытки.
Сколько беженцев, по вашим данным, вернулось в Узбекистан?
Трудно сказать сколько. Там в лагере, один из военных сказал мне, что два дня назад двести человек вернулись в Узбекистан. Здесь, вызывает массу вопросов языковая особенность и не только. Их «вернули» или они «вернулись». Общеизвестно, что возвратились 86 человек.
В самом начале всей этой истории было немало случаев, когда к лагерю подходили люди, в надежде попасть туда. Почему-то все считали, что эта группа, которая уже де-факто находилась на другой территории, имеет особый статус. Хотя она не имела никакого статуса.
Мне кажется, что очень многие живут у родственников или скрываются, ждут момента, когда определиться их судьба.
Вы видели новое место для лагеря беженцев. Оно лучше, нежели прежнее?
Намного! Может быть, даже по одной причине, что от границы далеко. Там не видно границы между Кыргызстаном и Узбекистаном. Касательно проживания. Они живут в палатках. Сейчас солнечная погода, но когда идут дожди, они сидят как рыбы в консервной банке. Еще мы привезли им радио, газеты. Но, были моменты, когда военные говорили, что газеты запрещено раздавать. Я им сказала, что даже в тюрьме людям дают читать и получать информацию, а они не в тюрьме.
Как вы думаете, какой выход из создавшийся проблемы приемлем для кыргызской стороны?
Я, идеалистка, потому что правозащитник. По моему мнению, надо работать по закону. Он же ваш. Никто не принуждал вас подписывать международную конвенцию. Всегда трудно работать с беженцами вообще и с беженцами из Узбекистана в Кыргызстане, в частности. Поэтому, даже международные организации опасаются увеличения числа беженцев, после того, как будет точно определен статус тех, кто уже находится на юге Кыргызстана. Еще был такой момент, когда я уходила из лагеря, один молодой военный спросил меня, а «за что они боролись, там, в Андижане?», я ему ответила, за то, за что и боролись.