Общенациональная база силы кыргызского государства
Monday, September 24 2007, Analitika.org
Муратбек Иманалиев
Существует немало определений государства и государственности. Некоторые всеобъемлющи, другие фрагментарны, но в принципе все эти дефиниции верны и приняты мировым сообществом. Формирование новых подходов к пониманию существа и форм государственности будут, скорее всего, связаны с убыстряющимся и углубляющимся процессом развития информационной эпохи в жизни человечества.
Хотелось бы поговорить о наших кыргызских, «государственнических» проблемах, причем без каких-либо претензий на истину в последней инстанции, а в порядке призыва к дискуссии, что означает попытку вовлечения как можно большего количества людей разных национальностей, профессий и политических пристрастий в процесс поиска оптимального варианта строительства кыргызского государства.
В весьма упрощенном, если не сказать примитивизированном варианте понимания содержания государства государство - это сила или мощь. Основная функция государственной власти - это умение эту мощь преумножать и использовать ее во благо людей, живущих в стране. Именно совокупная мощь государства является единственным и объективным базисом и одновременно генерирующим фактором конструирования внутренней и внешней политики. Я бы назвал ее национальной базой силы. Но оговорюсь сразу: сила эта или мощь должна быть стреножена и регулироваться правом (1), нравственностью (2) и политической волей (3), носителями и реализаторами которых в оптимальном режиме являются консолидированные политическая и иные элиты (у власти они или нет - это вопрос другой), а также доморощенное гражданское общество. Право, нравственность и политическую волю (равно как и волю народную) необходимо относить к культуре (политической, правовой и т.д.)
Субъективный фактор (человеческий фактор, а, может быть, следует говорить отдельно и более конкретно еще и о роли личности) способен либо придавать необходимую динамику и вырабатывать разумные варианты укрепления этой самой национальной базы силы, либо разрушить ее. Разумеется, что при оценке роли человеческого фактора в общем и конкретной личности в частности нужно принимать во внимание и многие другие факторы и обстоятельства, и в этом смысле я нисколько не гипертрофирую и не виртуализирую способности и опыт человека.
В поддержку этого тезиса лишь напомню расхожую немецкую фразу о том, что «каждый народ достоин того правителя, которого имеет». Но в данном случае вопрос в следующем: может ли правитель изменить народ?
Национальная база силы или мощи должна иметь необходимые основания и ресурсы. К наиболее важным основаниям я бы отнес историко-философские и социо-культурные, хотя совершенно очевидно, что некоторые исследователи отнесли бы их ко второму ряду фундаментальных основ строительства государства. Комментарии в этом смысле просты и, надеюсь, понятны. Я убежден, что именно историко-фолософские и социо-культурные основания формируют духовно-энергетический ресурс нации и соответствующее монолитное и конструктивное пространство общенациональной воли и разума. В данной статье эскизно затронуты лишь несколько аспектов упомянутой проблематики.
Рассуждая обще об этих основаниях, я предполагаю необходимость понимания миссии нации на основе не мифилогизированной и мистифицированной «автобиографии», а документированной истории, но при этом ни в коем случае нельзя отрицать и игнорировать «ключ» мифологизации, поскольку он открывает возможность для необходимой в умеренных дозах интерпретации собственной истории в целях конструирования национальной системы целеполагания и так называемой народной воли.
Реставрация истории кыргызов - задача более чем актуальная. Мифопоэтические, историко-этнографические и натурфилософические материалы кыргызской этногонии - безусловно, колоссальный источник для восстановления истории, но явно не достаточный и не основной. Для решения этой проблемы, с моей точки зрения, следует обратиться к азиатским историографическим материалам. Приведу пример: только лишь так называемая официальная история династии Цин (1644 - 1911 гг.) состоит из более чем ста тысяч томов, и практически в каждом томе содержится хотя бы одно упоминание о бурутах (кыргызах). Я уже не говорю о «черновой истории» Цинов, отчетах различных китайских чиновников, военных, исследователей и путешественников. И уж тем более не упоминаю об официальных и «черновых историях» других китайских династий.
А каков пласт персоязычных, арабоязычных, чагатайских источников по истории кыргызов? А кто из историков нашей страны занимался источниками на старомонгольском языке? «Алтан тобчи», «Эрден тобчи» - все эти и другие материалы на старомонгольском языке ждут кыргызских исследователей. И даже когда мы говорим об эпическом наследии в качестве источника по реставрации истории, необходим, с моей точки зрения, если не анализ, то хотя бы некие сопоставительные обобщения с эпико-мифологическими источниками, имеющимися у наших соседей, включая монгольский «Джангар» и тибетский «Цзанг». Согласен, что подобного рода попытки уже были, но они делались в большей степени в сторону этнографических исследований. Убежден, что серьезная проработка таких вопросов даст немало «интеллектуальной пищи» для более конструктивного и более глубокого осмысления нашей собственной истории.
История кыргызской государственности (отфиксированная историографическими материалами и интерпретированная историками разных стран в ХVIII-ХХ вв.) имеет три базисные хронологические точки: 3-2 столетия до н.э. (1), 9-10 столетия н.э. (Кыргызское великодержавие) (2) и, собственно, рождение Кыргызской Республики в 1991 году (3). Понятно, что в тысячелетних промежутках между этими датами кыргызы участвовали в создании и прочих государств, в рождении и гибели которых решающую роль играли другие этносы и межэтнические объединения, но задача состоит в заполнении этих лакун исторической памяти, соединяя нитью историографических исследований три «хронологические вершины», причем на этот раз собственными усилиями. Мы должны помнить слова Шарля де Костера о том, что «народ, не знающий своего прошлого, не имеет будущего». В нашем случае знание прошлого не может ставить целью выискивание в нем необходимых сегодня политических и экономических инструментов строительства национального государства: их просто там нет, и даже если есть, то их невозможно сегодня использовать. Другой возможный, но принципиальный итог этих изысканий - возрождение гордости и духовности, что, с моей точки зрения, и есть одно из колоссальнейших нематериальных основ национальной государственности. И именно поэтому идеологи и политики практически всех стран, особенно новых, придают большое значение реставрации собственной истории, прежде всего истории национальной государственности. Поскольку именно это составляет одну из стратегических основ национальной базы силы.
Разумеется, что необходимо и по-новому подойти к принципам и методологии историографических исследований конно-кочевых сообществ Евразии. В частности, полагаю возможным (надеюсь, настоящие историки простят мне мою непросвещенную серость в данных вопросах) применение принципа «калейдоскопического периодического переформатирования этнического состава кочевых народов нашего региона», признание которого может определить происхождение этнонима «кыргыз» не в качестве такового, а в качестве некоей идеи, объединявшей группы этнических единиц. «Национализация» произошла в более поздний период. Логическим по смыслу, но промежуточным по времени завершением действия этого принципа являлось «не отталкивание от себя», наоборот - «привлечение к себе», т.е. интеграторство. Затухание динамики действия данного принципа связано было с двумя масштабными процессами на пространстве Евразии: 1) постепенной локализации («сворачивание» пространства перемещения) мобильности кочевников в связи с угасанием, скажем так, пассионарности, и 2) активизацией деятельности Российской, Британской и Цинской империй на евразийском поле кочевничества в XVIII-XIX столетиях. Например, отметим сокращение ареала пространства обитания кыргызов с Алтай-Памирского до сугубо Тянь-Шаньского региона. Разумеется, я при этом ни в коей мере не игнорирую влияния на эти процессы политических событий в Евразии.
Как я себе представляю, интеграторство имело две важнейшие ипостаси: осознанное действие «в себя и в себе» и неосознанное - межцивилизационное. Неосознанное потому, что в этом не было нужды.
В качестве лирического отступления также хочу изложить собственное представление о национальном бренде, мучительные поиски которого сейчас в стране осуществляются.
История конно-кочевых сообществ - это еще и «история коня» (опять надеюсь, что меня правильно поймут: речь не идет о тотемизации истории человека, и нет никакой связи с Л.Толстым). Зададимся вопросом: почему до сих пор в Кыргызстане нет музея лошади?
Выскажу еще одну весьма парадоксальную на первый взгляд сентенцию: философия пространственной ориентации кыргызов, смысловых векторов перемещения и временных категорий, которыми оперировали кочевники, связаны, на мой взгляд, с «историей лошади». Эта история имеет и нравственное измерение. Это отношение к тому, кто тебя вынес из тьмы столетий в XXI век. Так относятся в Европе к гусям, спасшим Великий город, к собакам - первоиспытателям человеческих опытов и т.д. Надо уметь быть благодарными.
Я убежден, что нам, несмотря на все трудности, которые мы переживаем, необходима специальная программа по реставрации истории кыргызов, причем по времени она должна занять не менее десятка лет, с подключением зарубежных исследователей и спонсоров - например, ЮНЕСКО и ряда дружественных нам стран.
С другой стороны, мы должны помнить, что история Кыргызстана - это не только история кыргызов, но и история проживающих совместно с кыргызами других народов и отождествляющих себя с Кыргызстаном. Почему это нужно? Вопрос, не требующий развернутого ответа. Например, в каком учебнике по истории нашей страны прописана трагическая история появления в Кыргызстане предков наших соотечественников-корейцев? Или курдов? Мораль и нравственность формируются на основе взаимопонимания, взаимопознания и взаимоуважения. Уважительное отношение к истории, культуре и языку этих народов либо отсутствие оного или, не дай Бог, что-то более худшее формируют мировоззренческую (прежде всего, политическую) позицию: какую страну считать им своей Родиной - Кыргызстан или историческую родину. И только при функционировании первого варианта отношений можно быть уверенным в том, что наши некыргызы-соотечественники будут готовы искренне и серьезно включиться в процесс строительства кыргызского государства, которое будет и их Отечеством. Те же взаимопонимание и взаимоуважение будут также способствовать формированию общих традиций, обычаев и обрядов. Например, политическая традиция пения государственного гимна на кыргызском языке. Не потому, что надо и обязан, а потому, что такова традиция и очень хочется.
Горы и вода - два природно-климатических основания национальной базы силы кыргызской государственности. С полным правом их можно и нужно отнести и к ресурсной базе. Обзор без страха и потребительства и понимание гор формируют философское осмысление ареала «национального обитания». Замечу, что зигзагообразный горизонт и перемещение людей «вверх-вниз» конструируют несколько иную культуру мировоззрения, нежели прямолинейный горизонт и перемещение по «плоскому кругу». В этом смысле для современных кыргызов есть выбор - выбор опять же стратегический: мы живем запертыми в горах, или мы живем ближе к звездам? «Нам сверху видно все» или географический тупик, на что часто жалуются наши доморощенные политологи и экономисты? Выбор той или иной философии жизни за нами. Лишь один алармистский сигнал - надо избежать иллюзий, порождаемых мифологизацией.
Далее необходимо инженерное отношение к горам и воде. Использование того, что растет и лежит на поверхности гор - это жизнь на иждивении Природы; использование того, что внутри гор, - это инженерия и бесконечный труд человека. Воду только пить или заставить воду еще крутить колесо мельницы - это, соответственно, то же самое. Кыргызы должны стать идеологами и инженерами Гор и Воды.
Говоря о социо-культурных основаниях строительства, я предложил бы посмотреть на эту проблему через призму традиционной политической и социальной организации кыргызов. Мы стыдливо замалчиваем вопрос родоплеменной структуры кыргызов, при этом понимая, что ее реликты оказывают пока еще достаточно ощутимое влияние на развитие страны. Мы гневно бичуем (именно бичуем, а не критикуем) т.н. трайбализм в кыргызской среде, но, по-большому счету, не вникаем в саму проблематику. Нам должно быть понятно, что на сегодняшний день трайбализм в чистом виде в Кыргызстане не существует. Хотя бы потому, что родоплеменная иерархия, которая составляла политическую или, вернее, военно-политическую основу существования кочевых сообществ, практически полностью разрушена за период проживания кыргызов сначала в Российской империи, а затем и главным образом в СССР. Иерархия выстраивалась вследствие победы одного рода-племени над другими, и выборность лидера (кагана, хана и пр.) осуществлялась теми, кто победил, но без реального участия побежденных.
Формальное участие побежденных в выборах, как это зачастую происходило, являлось ни чем иным, как выражением лояльности, а не проявлением кочевой демократии. Вспомним по этому случаю классический пример выборов Чингисхана. Попытки осуществить выборы в условиях так называемой доброй воли всех кончались ничем либо военными столкновениями (вспомним выборы Ормон-хана. Правда, китайские официальные источники XVIII века описывают манапа по имени Мамыткул, который якобы возглавлял племена саяк и сарбагыш, однако не описано остальное). Самое время назвать подобную культуру иерархии родов и племен политической антикультурой.
Подчеркнем лишь тот факт, что история кыргызов в этом контексте не эксклюзивна. Эта антикультура и составляла суть политической и государственной консолидации кочевников. В номадической среде род-племя и являлось почти самостоятельной единицей политической и военной жизни до тех пор, пока не признавало сюзеренитет более сильного. В советское же время московский назначенец на пост главы партийной организации республики не мог отождествлять свое назначение с победой своего рода-племени, хотя и делал определенные преференции своим соплеменникам, однако проявляя при этом максимум осторожности и самосохранения.
В дороссийский период истории кыргызов, особенно в годы противостояния Джунгарскому ханству, формирование родоплеменных союзов диктовалось, скажем так, военным временем, но военно-политические союзы создавались и с казахскими племенами, и даже с цинским Китаем. Однако впоследствии, к сожалению, полугосударственные межплеменные объединения кыргызов не получили дальнейшего преобразования в государство. Тем не менее, историки должны отфиксировать наличие элементов культуры договорных отношений между кыргызскими родоплеменными образованиями. С моей точки зрения, это - чрезвычайно важная констатация формирования культуры (либо протокультуры) консолидации. Другая констатация - вследствие множества изменений, в том числе и социально-экономических, которые произошли в жизни кыргызов за последние двести лет, формулы межплеменных отношений исчезли, и только остаточное инерционное отождествление себя с каким-то родом-племенем до сих пор играет определенную роль в политической жизни кыргызского общества. Институт родовой семьи начал разрушаться, а родоплеменная иерархия, не выстроившись, исчезла. Однако, еще раз повторяю, умалять значание родоплеменной «привязки» было бы преждевременным, поскольку именно это до сих пор иногда лежит в основе принятия политических решений, например, во время выборов. Но в то же время нередко доминирующим фактором является уже регионализм. А это уже нечто другое. (Понимаю, что многие специалисты со мной не согласятся, но посмотрите повнимательней на выборные конкурсы депутатов.)
За этот же период начался иной и весьма позитивный процесс преобразования идеи «кыргыз» в этноним, правда, не доведенный до конца. Организационно-этнополитическая суть этого процесса заключается в необходимости полного доминирования национального идентификационного механизма над родоплеменным. Я убежден, что процесс этот должен быть доведен до конца. Как? Вопрос, на который мы просто обязаны найти ответ! Один из возможных вариантов решения этой проблемы описан мной в предыдущей статье, посвященной т.н. романтическому национализму, важнейшим принципом реализации которого является принцип «нация - это согражданство».
Создаваемые кыргызскими политиками партии в некоторой степени отражают родоплеменную идентификационную карту, но которая не является главенствующей, во всяком случае другие политические мотивы и пристрастия не уступают ей в идеологических и смысловых конструкциях. И бояться нужно не этого, а страшиться надо того, что партии будут криминализированы и коррумпированы. И в процесс борьбы с этим злом должны быть подключены представители других народов, равно так же как они должны играть свою роль в завершении процесса конструирования этнонима «кыргыз». В этом контексте их культура, формы экономической жизни и соответствующие способности должны быть инкорпорированы в процесс. Иное противопоказано. Решение этой проблемы будет способствовать формированию и укреплению национальной базы силы.
Я намеренно не говорил в этой статье об экономических и иных материальных ресурсах и основаниях национальной базы силы или мощи: они понятны и без моих суждений. Хотя я и намерен в будущем поговорить о некоторых вопросах внешнеэкономической стратегии Кыргызстана.
Институт общественной политики