СТРАНЫ НЕВЫУЧЕННЫХ УРОКОВ
Алик НАЗАРОВ, "Российские вести"
Очевидный смысл новых национальных идеологий
Практически во всех странах Содружества на протяжении последних полутора лет отмечено общее и весьма характерное явление: стремление властей выработать некую национальную идею для того, чтобы общество получило понятные ориентиры. На смену «вечно живому» марксизму-ленинизму приходят экзотические официальные и полуофициальные доктрины.
В период революционной ломки советской коммунистической системы, идеологически основанной на марксизме-ленинизме и воинствующем атеизме, мало кто задумывался, что рано или поздно придется вновь столкнуться с попытками создания официальной государственной доктрины. Освобождение от идеологического рабства проходило в условиях стремительных социально-политических и экономических изменений, когда на смену старым систематизированным партийным символам шли новые, но из разных эпох, историко-культурных традиций, а самое главное - вырванные из исторического и политического контекста. Массовое обращение к конфессиональным ценностям как единственному возможному идеологическому спасению являлось лишь частью этого процесса. Однако по мере укрепления власти и нарастания отнюдь не демократических тенденций в общественно-политической жизни стран СНГ в отдельных из них предпринимались попытки власти либо приближенных к ней новоиспеченных идеологов создать нечто целостное и имеющее вид национальной идеи. При этом активно использовались факты истории конкретных народов, элементы мифологизированного сознания, этногеографические и конфессиональные особенности. Для обоснования так называемого исторического характера постсоветской государственности брались вырванные из исторического контекста факты. Они перемежались этнократическими идеями, разбавлялись конфессиональными тезисами. Так создавались новые официальные национальные доктрины. Все это свидетельствовало лишь о том, насколько дезориентированным оказалось общество, с одной стороны, и циничной власть, с другой. Суррогат квазиидеоло гии постепенно превращался в национальную доктрину, которая и жить и любить помогает. Достаточно привести лишь отдельные примеры того, как пытались (и в большей степени неудачно) создать подобные искусственные системы.
В Молдове, где проблема близости народа в культурно-историческом и лингвистическом отношениях к Румынии всегда была одной из наиболее острых тем общественно-политического дискурса, ситуация приобрела драматический характер. Сначала власти постарались объяснить единство румынской нации и румынской государственности, разделенной в силу исторических условий на две части. Затем, когда встал вопрос об объединении Молдовы с Румынией, возникла проблема с теми, кто не принадлежал по своему этническому происхождению к титульной нации и не желал становиться румыном. Среди самих граждан Молдовы возникли опасения, что соседка поглотит их страну, превратив ее лишь в область. Новая власть начала доказывать, что Молдова - самостоятельная страна, и молдавская нация - не суть румынская. Изучение предмета «история Румынии», а также молдавского языка, перешедшего на латинский алфавит, подверглось существенному пересмотру. Теперь изучают, судя по всему, «отечественную историю» и «родной язык», чтобы не называть ни то, ни другое румынским или молдавским.
В Туркменистане пошли другим путем. Авторитарный режим Сапармурата Ниязова, назвавшего себя отцом туркмен («Туркменбаши») идеологически опирается на доктрину, изложенную в книге «Рухнама», написанную, как об этом заявляется официально, лично пожизненным президентом Туркмении. Заодно изменили название месяцев и дней недели.
В Белоруссии по указанию Александра Лукашенко местные политологи создали труд по белорусской национальной идее, который вскоре будет уже обязательным для всех учебником. В ряде стран Центральной Азии широкое распространение получили так называемые исторические доктрины, обосновывающие древность местной государственности и ее традиций. Отличительной особенностью всех этих квазинаучных теорий является эклектизм, мифологизация прошлого и откров енное невежество. Примечательно, что складывающаяся в России ситуация с «национальной идеей» весьма похожа на эсэнгэшные примеры. Странноватые идеи некой «либеральной империи», державности (государственности, монархизма), какой-то параконфессиональной белиберды (к сожалению, авторы этих доктрин никогда не изучали серьезно ни одного из известных вероучений) и причудливых идей этнического единства (почему-то, как это было в годы югославского кризиса, с С.Милошевичем, а не с политиками типа ныне покойного Зорана Джинджича).
Попытка обосновать древность и первостепенную значимость определенного народа явно или завуалированно начала предприниматься и в Центральной Азии, где межэтнические и региональные противоречия всегда являлись основой для широкомасштабных конфликтов. «Тюркское единство», «согдийский очаг цивилизации», «православно-славянское братство» и многое-многое другое становилось основой идеологических построений. В Центральной Азии власть, однако, боялась брать на вооружение конфессиональные идеи: слишком опасными они для нее оказались по вполне объективным причинам. Как справедливо отмечал сотрудник Института развития Казахстана Санат Кушкумбаев, «хотя страны Центральной Азии были радушно приняты в мусульманское сообщество, очевидно, что ислам в регионе не может стать доминирующей политической силой. К тому же постсоветская политическая элита очень болезненно относится к попыткам политизации ислама в своих странах. Светский характер государственности, а также стремление противостоять гипотетическим росткам радикального ислама также являются объединяющими моментами».
На западе и севере СНГ конфессиональный фактор также не стал доминирующим. Но содержание начавших создаваться «национальных идеологий» не стало от этого менее эклектичным.
Востребованность новых, постсоветских систем координат в идеологии и политике была быстро осознана теми, кто так и не стал специалистом-профессионалом в гуманитарных, да и не только, науках. Околонаучные чиновники, бывшая советская академическая номенклатура, а также некоторые специалисты-политологи (ничего не имеющие общего с этой наукой) из разряда «социальных бомжей» увидели для себя шанс приблизиться к власти, получить материальное поощрение и занять соответствующие административные посты. Их деятельность с самого начала была отмечена многочасовыми семинарами или, как говорят ныне, тусовками, многостраничными пустопорожними докладами, но самое главное - широковещательными невежественными заявлениями. Оказалось, что они просто не догадываются о том, как возникают и распространяются в обществе социально значимые идеи. Результатом творчества этих «просветителей» стало появление учебных и «научных» материалов, оформленных в виде книг, брошюр и даже многотомников, в которых на полном серьезе утверждалось и о появлении первого колеса или письменности у конкретных народов, их родстве с сомнительными, с точки зрения исторической достоверности, предками и т.д. В герои выбирались завоеватели, подобные Тамерлану, откровенно мифические персонажи, а то и просто реакционные деятели нового и новейшего времени. Оккультизм, псевдоконфессионализм, агрессивный этнизм - все это стало частью инструментария разработчиков «национальной идеологии». Ситуация начала напоминать времена славного советского прошлого: «марксизм-ленинизм - единственно верное учение, потому что оно научно». Кто и что делал под его знаменами в СССР, помнят многие. Жаль, что Содружество может превратиться в «территорию невыученных уроков».