Непонятный трубопровод
Ярослав Разумов, Интернет-журнал "Оазис"
В Казахстане почти все годы независимости постоянно и активно обсуждалась тема экспортных нефтепроводов. Толчков к этому было два. Первый - это сформировавшееся вскоре после распада Советского Союза во многом под влиянием западных политиков, мнение, что Казахстан сказочно богат нефтью (хотя, безусловно, существуют и определенные объективные основания для таких оценок), второй - стремление к максимально возможной независимости от России. Ведь единственный на момент крушения СССР нефтепровод, шедший из республики и автоматически ставший в силу этого крушения экспортным, шел в Россию, на Самару.
Весной 1997 года совершенно неожиданно между лидерами Казахстана и Китая был подписан документ о строительстве нефтепровода из Казахстана на КНР. Это стало сенсацией - в открытом режиме до того эта идея не прорабатывалась даже на уровне неофициальных экспертных дискуссий. Было вообще ощущение, что такое решение оказалось в Казахстане неожиданностью, в большей или меньшей степени, абсолютно для всех. Вскоре ощущение шока от столь неожиданного и грандиозного проекта начало сменяться другими эмоциями. Часто негативными, так как в обществе явно появился заряд китаефобии. Затем эта тема стала звучать и в политической сфере. Оппозиционные движения активно критиковали власти за поддержку проекта, говоря о начале «китаизации» Казахстана. Наверное, эти опасения можно было бы легко успокоить, если бы властью были разъяснены подробности проекта. Как он будет финансироваться? Чей рабочий персонал будет строить? На каких условиях и кем эксплуатироваться? Зачем, собственно, этот проект нужен Казахстану, коль скоро проблем с экспорт нефти и со сбытом ее на традиционных рынках нет? И, наконец, где взять необходимые для заполнения трубопровода 20 млн. тонн нефти (его проектная мощность)? На тот момент это было более чем половина добывавшейся в Казахстане нефти, при чем львиную долю добывали (соответственно, и распоряжались ею) западные компании, о желании подавляющего большинства которых поставлять нефть в Китай ничего слышно не было. А тех объемов, которые добывала в Казахстане Китайская национальная нефтегазовая корпорация в районе города Актюбинск, было явно недостаточно.
Так подробно сейчас вспоминаются вопросы к проекту, звучавшие во второй половине 1990-х годов потому, что и сегодня на большинство из них нет ясного ответа. В те годы проект как-то сам собой забылся, о нем постепенно просто перестали писать и говорить, поскольку дальше политических деклараций дело не шло. Это дало возможность местным аналитикам даже предположить, что проект этого нефтепровода был просто способом политического давления на Москву и Вашингтон с целью показать последним, что у Алматы (тогда еще не Астаны) есть возможности для геополитического маневрирования. Так же некоторые считают и сейчас. Например, известный казахстанский политолог Константин Сыроежкин видит в желании Астаны осуществить этот проект, попытку ослабить влияние Москвы и Вашингтона:
- Геополитики здесь больше, чем экономики. Это результат стремления к диверсификации маршрутов экспорта. В определенной мере и нефтепровод на Китай, и маршрут Баку-Джейхан - оба ослабляют монополию России и, как бы, уравновешивают друг друга.
Но если резон Казахстана действительно в этом (игра с такими партнерами рискованна для молодой страны, но, предположим, что на нее решились), то в чем же резоны Китая? Чего больше для него в проекте сложного и дорогого нефтепровода - геополитики или экономики? Это сейчас главный вопрос для определения будущего всей этой большой интриги.
Так же неожиданно, как и в 1997 году, в начале 2004 года проект пережил свое второе рождение. И вновь такое же загадочное. Многие в Казахстане задаются вопросом: зачем стране этот проект? Единственный аргумент «за» сводится к тому, что в КНР потребление нефти растет. Но разве где-то в мире оно падает? Сегодня любой региональный рынок мира стабилен и надежен для продавца нефти. На фоне таких неясностей заметно пока еще не резкое, но уже имеющееся возрождение опасений - не является ли для Китая этот проект, в первую очередь, инструментом расширения своего геополитического влияния? Тем более, что по прежнему не ясно где будет браться нефть для поставок по этому нефтепроводу. Официальные лица Казахстана, в частности, министр энергетики Владимир Школьник, говорят, что в соответствие с казахстанско-китайскими соглашениями о строительстве трубопровода, заполнение и обеспечение его нефтью является ответственностью китайской стороны. Но в самом Казахстане сейчас вряд ли возможно найти для этого более 10 млн. тонн. Это ли стратегический объем для КНР? Стоит ли ради этого «городить огород», или, скорее, «Китайскую стену», из труб и амбиций?
Как об одном из источников нефти для проекта порой говорят о возможности российских поставок. Ляззат Киинов, вице-министр энергетики и минеральных ресурсов, заявил нынешним летом: «Пока мы рассчитываем, что заполнение пойдет за счет сибирской нефти - такая возможность у нас есть». Это говорят не только официальные лица. Известный экономист, а в прошлом сотрудник института экономических исследований при Министерстве экономики Казахстана, Канат Берентаев, также считает, что будущая «труба» будет заполняться с заметным участием российской нефти.
- Но экономически разумнее было бы все же не строить широтный нефтепровод, а работать по системе СВОП. Китайская нефтедобывающая компания, работающая на западе Казахстана, передавала бы нефть в Россию по имеющемуся нефтепроводу на Самару, а россияне поставляли бы сопоставимый объем нефти из Западной Сибири через Казахстан по нефтепроводу, идущему из Омска на станцию Атасу. Казахстан имел бы прибыль от транзита нефти и, в то же время, не происходило бы ее удорожания, как это будет после строительства нового нефтепровода на Китай, - считает г-н Берентаев.
В этой идее виден безусловный резон, но... Возможность поставки транзитом через Казахстан в Китай российской нефти, на «Российском нефтегазовом конгрессе-2005» опроверг президент акционерного общества «Транснефть» Семен Вайншток. Идею СВОП он не комментировал, говорил лишь о поставках сибирской нефти по будущему казахстанско-китайскому нефтепроводу, но, кажется, его слова были исчерпывающими:
- Я много слышал об этом нефтепроводе из периодической печати и разного рода писем, но с нашей компанией на этот счет никто не работает. Ведутся какие-то переговоры с нефтяниками, что закономерно. А когда с ними договорятся и придут к нам, то «Транснефть» скажет, что у нас нет такой возможности. У нас нет достаточного количества легкой нефти для таких поставок, и вообще это очень дорого.
Еще одно распространенное мнение - нефтепровод строится на перспективу большой нефти с шельфа Каспия. Но и это не снимает вопросов, даже наоборот. Добыча первой нефти на шельфе ожидается только в 2007 году. Каков будет ее объем, себестоимость (рентабельно ли будет ее качать через весь Казахстан в Китай?), да и захотят ли американские и европейские члены каспийского консорциума облегчать положение китайского энергетического рынка в ущерб собственному?
Что же в «сухом остатке»? Строительство нефтепровода, поиск финансов и нефти для которого берут на себя китайцы (а управлять, вроде как, будут обе страны вместе!) и неясность с ресурсной базой для него. Есть над чем думать экспертам и задумываться общественности.