25 июня 2003
ДЕМОКРАТИЯ ПРАВИЛЬНАЯ И НЕПРАВИЛЬНАЯ
25 июня 2003
ДЕМОКРАТИЯ ПРАВИЛЬНАЯ И НЕПРАВИЛЬНАЯ Zerkalo.az
Иранская фаза американского похода за великую трансформацию Большого Ближнего Востока интересна прежде всего тем, что обещает прямое столкновение абстрактной идеи демократии с ее конкретным региональным воплощением.
Не обязательно глубоко вникать в суть процессов, разворачивающихся вокруг Ирана, чтобы понять: шансы страны стать следующей целью США на Ближнем Востоке достаточно велики. Симптомы иракского сценария налицо. Как и в случае с Саддамом, первоначальные обвинения в укрывании оружия массового поражения плавно перерастают в обличения диктаторского террористического режима, угнетающего собственный народ. Из плоскости безопасности вопрос перемещается в плоскость идеологии. Оно и понятно: ведь чем больше пропаганда концентрируется на вопросах ОМП, тем труднее потом отвечать на вопрос: "Где?". Другое дело демократия, конкретных доказательств ее наличия или отсутствия требовать трудно, это вопрос интерпретации. Иранская фаза американского похода за великую трансформацию Большого Ближнего Востока интересна, прежде всего тем, что обещает прямое столкновение абстрактной идеи демократии (как ее понимают на либеральном Западе) с ее конкретным региональным воплощением. Потому что если где-то в исламском мире и существует строй, который можно назвать местным вариантом демократии, то это именно Иран (Турция - особый случай, исторически и культурно она все-таки принадлежит к европейской традиции). Как бы ни старались американские идеологи поставить знак равенства между режимами стран "оси зла", теократическое правление в Иране принципиально отличается от восточной деспотии Саддама Хусейна или северокорейской диктатуры, в которой сталинизм усугубляется конфуцианской спецификой. В чем заключаются базовые критерии демократии? Источником власти является народ, проводятся свободные выборы, существует плюрализм мнений, оппозиция. Что касается происхождения нынешнего иранского режима, то даже на Западе не отрицают: исламская революция 1979 года не была навязана обществу, а стала поддержанным значительной частью населения восстанием против деградировавшего и неэффективного шахского режима (вопрос об оценке этой революции мы здесь сознательно выносим за скобки). Заметное отличие от партии Баас, пришедшей к власти в результате череды военных переворотов, или "режима чучхе", принесенного полвека назад на советско-китайских штыках. В Иране существует легальная оппозиция. Конечно, условия ее деятельности не сравнить с западными или даже постсоветскими, рамки иранским оппозиционерам установлены крайне жесткие, однако по меркам мусульманского мира это вполне действующий плюрализм. Где еще в исламских странах возможна победа на выборах кандидата, которому активно противодействует действующая власть? Между тем именно это случилось в Иране в 1997 году. Тогда на президентских выборах, вопреки ожиданиям едва ли не всех наблюдателей, победил не запланированный клерикалами-консерваторами спикер парламента Натек-Нури, а популярный реформатор Хатами. В Алжире, другой исламской стране, поэкспериментировавшей со свободными выборами в начале 90-х, эксперимент этот завершился военным переворотом - пришлось корректировать выбор народа, проголосовавшего за исламистов. В Иране же волеизъявление граждан никто не отменял. Студенческие волнения, протесты женщин против дискриминации, бесконечная борьба вокруг запретов и разрешения оппозиционных газет, дискуссии о реформировании ислама в кругах религиозных интеллектуалов - все это проявления хрупких ростков демократии, которые упорно пробиваются сквозь толщу наследия аятоллы Хомейни. Самое главное - иранская модель не есть нечто застывшее, как режим Хусейна или Кима, это развивающаяся система, прошедшая путь от радикального воинственного ислама образца 1979 года к нынешнему крайне консервативному, но поддающемуся воздействию и прагматичному во многих вопросах.
На это можно возразить: само слово демократия неприменимо к стране, в которой неверных жен побивают камнями, а иностранцев казнят за связь с иранками. Можно предположить, что по мере развития иранской политической модели, если ей дадут развиваться естественным путем, наиболее дикие средневековые нормы местного правосудия уйдут в прошлое. А что касается общего подхода к справедливости, то респектабельные Саудовская Аравия или Объединенные Арабские Эмираты, где охотно рубят руки и ноги, отличаются от Ирана формой, но едва ли содержанием. Да и главный союзник США на Среднем Востоке, Пакистан, ушел от средневековья недалеко - в прошлом году скандал мирового масштаба вызвала история с коллективным изнасилованием молодой девушки в одной из пуштунских провинций в наказание за грехи ее брата. В мире ислама практически нет режимов, которые можно было бы назвать демократическими. Конечно, во многих странах авторитаризм приобрел изящные формы и научился имитировать (каждый по своему) демократические процедуры. На фоне многих государств - от Алжира и Марокко до Узбекистана и Малайзии - Иран отличается тем, что робкие проявления демократии там жестко контролируются, но не вырываются с корнем.
Провозглашая своей целью переустройство Большого Ближнего Востока, США имеют в виду не ту крайне специфическую демократию, которая может рано или поздно произрасти в какой-то из стран мусульманского мира, а демократию западного типа. Именно она, по мнению архитекторов из Белого дома, способна раз и навсегда преобразить регион, который сегодня является источником нестабильности для всего мира.
Сможет ли импортированная модель существовать без американской военной силы? Хамида Карзая, сменившего нецивилизованных талибов в Афганистане, уже называют "американским Бабраком Кармалем", свободное волеизъявление в Ираке невозможно, поскольку приведет к власти шиитских авторитетов. До поры до времени сил Америки и ее ближайших союзников хватит на то, чтобы поддерживать созданные своими руками "демократические" правительства в разных странах. Но даже у единственной гипердержавы потенциал не бесконечен.