Нарастание неуправляемости
Сергей ЧЕРНЯХОВСКИЙ, Интернет-журнал "НОВАЯ ПОЛИТИКА", 29.03.2005
В отличие от Украины, падение режима Акаева может оказаться некой существенной качественной точкой развития процессов в СНГ. И дело далеко не только в том, что события развивались значительно белее экстремально, нежели в Тбилиси и Киеве, как и не только в том, что к общему замыслу вполне европейского сценария добавились нюансы центрально-азиатской ментальности и поведенческого темперамента, клановости, доходящей до уровня трайболизма.
Линия эволюции Тбилиси-Киев-Бишкек содержит две разнонаправленные экспоненты, которые, на первый взгляд противоречат друг другу.
В Грузии мы имели дело с обреченным и умирающим режимом. Шеварднадзе был противен всем, оппозиция если и не объединяла все общество, то и не имела в нем серьезных противников. Режим практически полностью утратил легитимность.
На Украине степень легитимности власти была значительно выше. Кучма, безусловно всех утомил, но он и не претендовал всерьез на сохранение власти. Речь шла о борьбе его возможных приемников, борьбе за его наследство. И оба претендента - старые прежде прокучмовские компрадорские группы, поставившие на Тимошенко и Ющенко, подкрепленные западенскими националистами, и растущая промышленность Востока имели серьезную поддержку в обществе, которое явно раскололось.
Первая группа оказалась решительнее и беззастенчивее, вторая - сама вполне не осознала, а, возможно, и испугалась пробуждения тех сил, которые готовы были встать на ее сторону. Возникает сильное подозрение, что и внезапное отступление Кремля, немало усилий затратившего на поддержку восточных промышленников, объясняется не просто его нерешительностью, но и тем, что в нарастающем движении населения восточных областей он усмотрел опасность включения в борьбу действительно широких масс, которые могли, на определенном этапе выйти за рамки поддержки восточных промышленных олигархов в борьбе с компрадорской финансовой олигархией и начать бороться уже за свои социальные и демократические интересы. Кремль испугался того, что на Украине может вспыхнуть уже действительная, а не имитационная народно-демократическая революция, которая грозила стать увлекательным примером для масс самой России. Поэтому выгоднее, оказалось, договориться со своими элитными конкурентами, нежели победить их силами, достаточно чуждыми нынешней Кремлевской власти.
В Киргизии был относительно устойчивый и легитимный режим, которому внешне ничего не угрожало. Слабая и мало организованная местная оппозиция не имела шансов взять власть и боролась лишь за достойное представительство. Однако ситуация и впрямь вышла в какой-то момент из под контроля. В действие включились неуправляемые массы, которые в считанные часы смели привычную власть, о противостоянии с которой они и не думали неделей раньше.
Этот взрыв настолько напугал и свергаемую власть, и противостоящую ей оппозицию, что на сегодня, как кажется, они заняты не выяснением отношений друг с другом, а поиском путей восстановления элитного консенсуса и изысканием ресурсов для подавления народного возмущения.
Здесь можно рассмотреть две тенденции, две экспоненты.
Первая заключается в том, что в каждом следующем случае поражение терпит все более устойчивый режим.
Вторая - в том, что в каждом следующем случае возрастает степень неуправляемости процессом со стороны тех сил, которые его инициировали.
В Грузии мы имели полную подконтрольность событий силам, противостоящим власти.
На Украине они пробудили действительное противостояние снизу, готовое выйти за рамки всех предусмотренных сценариев и столкнуться в прямом противоборстве.
В Киргизии они спровоцировали массовый взрыв, испугавший всю элиту.
Это заставляет предположить, что активное действие известного субъекта, стоящего за местной оппозицией в этих трех республиках запустило некий новый процесс резонансного типа на территории СНГ.
Дело не в том, что события стали развиваться по принципу домино, о чем уже немало написано. Дело в том, что переворот в каждой из предыдущих республик включал уже новые силы в последующей республике.
В условиях информационного общества, когда сведения о событиях в одном месте мгновенно становятся достоянием широких масс в иных республиках, малые возмущения в первых инициируют все более сильные возмущения в последующих. В каждом случае возникает некое добавочное возмущение. Каждый следующий режим наблюдает падение своего собрата по известному сценарию и готовится к отражению именно такой атаки. Но атака оказывается непредсказуемо более сильной, которую режим оказывается не в силах остановить. Следующий его собрат готовится к более сильной атаке, но ему уже противостоят еще более сильные начала.
Активизация этих начал вытекает из самого характера оснований власти того или иного режима. В большинстве республик СНГ существуют более или менее антидемократические авторитарные режимы. Массы их не любят, но терпят, работает так называемая пассивная легитимность. Массы соглашаются на подчинение не в силу особой популярности власти, а в силу отсутствия веры в возможность ее эффективной смены, отсутствия организации, наличия пассивности и конформизма. Иными словами, режимы в СНГ, в значительной степени держатся на инерции.
Успешные перевороты, происходящие в других частях пространства, подсознательно воспринимаемого как общая страна, рождают соблазн: а может, и у нас что-то может произойти? Инерция начинает менять вектор. Тем более что каждая следующая республика демонстрирует, что пинать власть можно вполне безнаказанно, примеры рисков отсутствуют.
Во всех трех республиках внешне все действительно происходило по одному сценарию: выборы, обвинение в подтасовках, акции протеста, первоначально решительные заявления власти, затем отказ власти использовать естественное в подобных случаях насилие, наконец - позорная капитуляция, прикрываемая высокопарной болтовней о том, что власть не будет стрелять в народ.
Последнее обстоятельство особо важно, потому, что массы приучаются к мысли, что в народ стрелять не будут, иллюстрации ее они видят раз за разом.
Вообще, интересный вопрос, почему во всех этих республиках власть отказывалась применять реальную силу. Верить в то, что она при этом говорила: "Это мои дети, как я могу приказать в них стрелять", - значит либо совсем сойти с ума, либо поверить, что Шеварднадзе, Кучма и Акаев - это местные Махатмы Ганди.
Более реальная причина заключается в самом генетическом типе представляемой ими элиты. И Шеварднадзе, и Кучма, и Акаев - порождение поздней советской элиты, ее наиболее дефектной генерации. Власть для них, в конечном счете, не способ служения стране или олицетворяемому ими проекту. Власть для них - способ обогащения, комфортного существования и самолюбования. Они слишком любят себя, свои семьи, свои состояния.
Отметим, перевороты уже произошли в 20 % бывших республик СССР и 25 % республик СНГ. Месседж послан. По республикам тянет дымком: "Ведь у многих уже получилось?"
Конечно, мы имеем уже и некоторые исключения: Белоруссию и Молдову. Но их-то отличие в том и заключается, что там к власти пришли другие, уже относительно новые элиты с одной стороны, а с другой - что и Лукашенко, и Воронин - действительно имеют мощную электоральную поддержку и являются примером не либеральной автократии, а, скорее, плебисцитарной демократии. Они действительно опираются на достаточно прочную связь с массами и не имеют в последних скрытого антагониста.
Сложно, конечно представить в России события, подобные киргизским. Но и в Киргизии было сложно представить события, подобные грузинским.